Тема Великой Отечественной войны в стихах — это напоминание о бесчеловечности любой войны, о отваге и героизме нашего народа; с первых строчек она показывает тот ужас, который пришлось перенести людям, множество трагедий каждой семьи и каждого человека объединяющихся в одну величайшую трагедию всего народа. Эти стихи своей эмоциональностью запоминаются надолго, вызывают отвращение к насилию, и я надеюсь, что они смогут внести свой вклад в предотвращении следущих возможных войн.
Предлагаю вашему вниманию собрание стихотворений на тему ВОВ и поздравляю с Днем Победы! Приятного чтения.
МОЛОДАЯ МАТЬ (Муса Джалиль)
Горит деревня. Как в часы заката,
Густой багрянец по небу разлит.
Раскинув руки, на пороге хаты
Расстрелянная женщина лежит.
Малыш озябший, полугодовалый,
Прижался к ней, чтоб грудь ее достать.
То плачет он надрывно и устало,
То смотрит с удивлением на мать.
А сам палач при зареве пожара,
Губя живое на своем пути,
Спешит на запад, чтоб спастись от кары,
Хотя ему, конечно, не уйти!
Сарвар украдкой вышла из подвала,
Поблизости услышав детский крик,
К крыльцу своих соседей подбежала --
И замерла от ужаса на миг.
Ребенка подняла: 'Не плачь, мой милый,
Не плачь, тебя я унесу в наш дом'.
Она его согрела, и умыла,
И теплым напоила молоком.
Сарвар ласкала малыша впервые,
Впервые в ней заговорила мать.
А он к ней руки протянул худые
И начал слово 'мама' лепетать.
Всего семнадцать ей, скажи на милость!
Еще вся жизнь, все счастье впереди.
Но радость материнства засветилась
Уже сейчас у девушки в груди.
Родные звуки песенки знакомой
Польются в предвечерней тишине...
Мне в этот час пройти бы мимо дома,
И заглянуть бы в то окошко мне!
Сарвар малышку вырастит, я знаю,
В ее упорство верю до конца.
Ведь дочерям страна моя родная
Дарует материнские сердца.
Октябрь 1943 г
ДЕТСКИЙ БОТИНОК (Сергей Михалков)
Занесенный в графу
С аккуратностью чисто немецкой,
Он на складе лежал
Среди обуви взрослой и детской.
Его номер по книге:
«Три тысячи двести девятый».
«Обувь детская. Ношена.
Правый ботинок. С заплатой...»
Кто чинил его? Где?
В Мелитополе? В Кракове? В Вене?
Кто носил его? Владек?
Или русская девочка Женя?..
Как попал он сюда, в этот склад,
В этот список проклятый,
Под порядковый номер
«Три тысячи двести девятый»?
Неужели другой не нашлось
В целом мире дороги,
Кроме той, по которой
Пришли эти детские ноги
В это страшное место,
Где вешали, жгли и пытали,
А потом хладнокровно
Одежду убитых считали?
Здесь на всех языках
О спасенье пытались молиться:
Чехи, греки, евреи,
Французы, австрийцы, бельгийцы.
Здесь впитала земля
Запах тлена и пролитой крови
Сотен тысяч людей
Разных наций и разных сословий...
Час расплаты пришел!
Палачей и убийц — на колени!
Суд народов идет
По кровавым следам преступлений.
Среди сотен улик -
Этот детский ботинок с заплатой.
Снятый Гитлером с жертвы
Три тысячи двести девятой.
РОДИНА СМОТРЕЛА НА МЕНЯ (Джек Алтаузен)
Я в дом вошел, темнело за окном,
Скрипели ставни, ветром дверь раскрыло.
Дом был оставлен, пусто было в нем,
Но все о тех, кто жил здесь, говорило.
Валялся пестрый мусор на полу,
Мурлыкал кот на вспоротой подушке,
И разноцветной грудою в углу
Лежали мирно детские игрушки.
Там был верблюд, и выкрашенный слон,
И два утенка с длинными носами,
И дед Мороз — весь запылился он,
И кукла с чуть раскрытыми глазами,
И даже пушка с пробкою в стволе,
Свисток, что воздух оглашает звонко,
А рядом в белой рамке на столе
Стояла фотография ребенка...
Ребенок был с кудряшками, как лен,
Из белой рамки здесь, со мною рядом,
В мое лицо смотрел пытливо он
Своим спокойным ясным взглядом...
А я стоял, молчание храня.
Скрипели ставни жалобно и тонко.
И родина смотрела на меня
Глазами белокурого ребенка.
Зажав сурово автомат в руке,
Упрямым шагом вышел я из дома
Туда, где мост взрывали на реке
И где снаряды ухали знакомо.
Я шел в атаку, твердо шел туда,
Где непрерывно выстрелы звучали,
Чтоб на земле фашисты никогда
С игрушками детей не разлучали.
1941
БАЛЛАДА О ЧЕРСТВОМ КУСКЕ (Владимир Лифшиц)
По безлюдным проспектам
Оглушительно-звонко
Громыхала
На дьявольской смеси
Трехтонка.
Леденистый брезент
Прикрывал ее кузов —
Драгоценные тонны
Замечательных грузов.
Молчаливый водитель,
Примерзший к баранке,
Вез на фронт концентраты,
Хлеба вез он буханки,
Вез он сало и масло,
Вез консервы и водку,
И махорку он вез,
Проклиная погодку.
Рядом с ним лейтенант
Прятал нос в рукавицу.
Был он худ,
Был похож на голодную птицу.
И казалось ему,
Что водителя нету,
Что забрел грузовик
На другую планету.
Вдруг навстречу лучам —
Синим, трепетным фарам —
Дом из мрака шагнул,
Покорежен пожаром.
А сквозь эти лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука,—
Плавно, медленно, сыто...
— Стоп! — сказал лейтенант.—
Погодите, водитель.
Я,— сказал лейтенант,—
Здешний все-таки житель.—
И шофер осадил
Перед домом машину,
И пронзительный ветер
Ворвался в кабину.
И взбежал лейтенант
По знакомым ступеням.
И вошел...
И сынишка прижался к коленям.
Воробьиные ребрышки...
Бледные губки...
Старичок семилетний
В потрепанной шубке.
— Как живешь, мальчуган?
Отвечай без обмана!..—
И достал лейтенант
Свой паек из кармана.
Хлеба черствый кусок
Дал он сыну: — Пожуй-ка,—
И шагнул он туда,
Где дымила буржуйка.
Там, поверх одеяла —
Распухшие руки.
Там жену он увидел
После долгой разлуки.
Там, боясь разрыдаться,
Взял за бедные плечи
И в глаза заглянул,
Что мерцали, как свечи.
Но не знал лейтенант
Семилетнего сына:
Был мальчишка в отца —
Настоящий мужчина!
И когда замигал
Догоревший огарок,
Маме в руку вложил он
Отцовский подарок.
А когда лейтенант
Вновь садился в трехтонку,
— Приезжай! —
Закричал ему мальчик вдогонку.
И опять сквозь лучи
Снег летел, как сквозь сито,
Снег летел, как мука,—
Плавно,
медленно,
сыто...
Грузовик отмахал уже
Многие версты.
Освещали ракеты
Неба черного купол.
Тот же самый кусок —
Ненадкушенный,
Черствый —
Лейтенант
В том же самом кармане
Нащупал.
Потому что жена
Не могла быть иною
И кусок этот снова
Ему подложила.
Потому, что была
Настоящей женою,
Потому, что ждала,
Потому, что любила.
1942
РАДИСТКА (Владимир Коренев)
Она поступала, наверное, мудро,
Что в ночь за аэродромную гладь
Ходила гулять,
возвращалась под утро,
И было ей на дисциплину плевать.
Радистка. В уме ее тайные коды.
Девчонка. Давно ли жила среди вас?
Мы ждали приказа. Ждали погоды.
И злились.
И спали, не раздеваясь.
Как вызвездило!
Значит — вылет близко...
А где-то, во мглу, замедляя шаг,
Уходит
в обнимку с любимым
радистка —
Накинув на плечи его пиджак.
Земляк? Или просто особенный кто-то
Из группы, что улетает вослед?
Влюбилась она —
за день до отлета,
Впервые
в свои девятнадцать лет.
Как будто предчувствуя,
что больше нет ей
Счастья, что больше уже не встать.
Как будто стараясь в денек последний
Свое за целую жизнь наверстать…
Росою волосы ее унизаны,
Взор ее синий разгорячен.
Но, полон восторженного аскетизма,
Прогулок
я ей не прощал нипочем!
И в голосе —
«не отлучаться ночами!» —
Гремела командирская медь.
В ответ —
презрительное молчанье.
Ведь ей все едино —
лететь.
Отчитывал.
И у машины ребята,
Простое веселье свое гася,
Смолкали смущенно и виновато
И в сторону отводили глаза…
Когда мы прыгнули,
когда нас предали,
Когда — не выскользнешь из кольца,
Она, одна, во тьме неведомой,
Она
отстреливалась до конца.
Когда закричали,
когда застрочили,
Уже в лицо ей картаво сипя,
Она, как в спецшколе ее учили,
Пулю —
В рацию,
Пулю —
В себя!..
Плывут облака, исчезая в безбрежность
Плывут и года, уже далеки.
И спать не дает мне
горькая нежность.
И где-то живут ее старики.
И, всю дисциплину сейчас отвергая,
Мне хочется крикнуть, года превозмочь:
— В обнимку пойди, поброди,
дорогая!
Ступай,
догуляй свою первую ночь!
1955
НАЙДЕНЫШ (Михаил Зенкевич)
Пришел солдат домой с войны,
Глядит: в печи огонь горит,
Стол чистой скатертью накрыт,
Чрез край квашни текут блины,
Да нет хозяйки, нет жены!
Он скинул вещевой мешок,
Взял для прикурки уголек
Под печкой, там, где темнота,
Глаза блеснули... Чьи? Кота?
Мышиный шорох, тихий вздох...
Нагнулся девочка лет трех.
- Ты что сидишь тут? Вылезай.-
Молчит, глядит во все глаза,
Пугливее зверенышка,
Светлей кудели волоса,
На васильках - роса - слеза.
- Как звать тебя? - "Аленушка".
- "А дочь ты чья?" - Молчит...- Ничья.
Нашла маманька у ручья
За дальнею полосонькой,
Под белою березопькой.
- "А мамка где?" - "Укрылась в рожь.
Боится, что ты нас убьешь..."
Солдат воткнул в хлеб острый нож,
Оперся кулаком о стол,
Кулак свинцом налит, тяжел
Молчит солдат, в окно глядит,
Туда, где тропка вьется вдаль.
Найденыш рядом с ним сидит,
Над сердцем теребит медаль.
Как быть?
В тумане голова.
Проходит час, а может, два.
Солдат глядит в окно и ждет:
Придет жена иль не придет?
Как тут поладишь, жди не жди...
А девочка к его груди
Прижалась бледным личиком,
Дешевым блеклым ситчиком...
Взглянул:
у притолоки жена
Стоит, потупившись, бледна...
- Входи, жена! Пеки блины.
Вернулся целым муж с войны.
Былое порастет быльем,
Как дальняя сторонушка.
По-новому мы заживем,
Вот наша дочь - Аленушка!1945-1955
Источник: thelyricsofthewar.blogspot.com
